Западная Армения: 20 лет спустя после геноцида

AnalitikaUA.net. Глазами венгерского очевидца.

Геноцид армян 1915-1923 гг. и его последствия достаточно хорошо известны, а вот что собой представляла Западная Армения позднее после исхода коренных обитателей, мало кто знает. Через два десятилетия после кровавых событий в армянских провинциях Анатолии побывал венгерский инженер-строитель Тибор Фехертайи. Увиденное он описал в своей книге “В таинственной Анатолии”.

Русский перевод этой книги намечается издать к 100-летию геноцида (отрывки публикуются ниже). В семидесятых годах об этой книге написал Домокош Корбули, который надеялся этой публикацией привлечь к книге внимание специалистов. Следует отметить, что исследователь известен также и другими проармянскими статьями. В частности, он опубликовал в журнала “Elet es Tudoman” (“Жизнь и наука”) обстоятельную статью о венгерских армянах с картами, иллюстрирующими движение армян из Ани в Венгрию и места их поселений.

…Безработица 30-х годов в Венгрии многих заставила странствовать. Так попал в Турцию в 1935 г. инженер-строитель Тибор Фехертайи. Фехертайи — это его венгеризованная фамилия. Его оригинальная фамилия — рыцарь Фехрентейль. Вернувшись из Турции, он стал журналистом.

После истребления армян и изгнания греков турецкое государство не располагало специалистами и поэтому должно было пользоваться заграничной рабочей силой, чтобы хотя бы частично ликвидировать тысячелетнюю отсталость страны.
Задачей Фехертайи были поиски, разметка, картографирование трассы автострады на 1200 км между Кайсери и Марашем и Анкарой и Чаталджой и разработка ее подробного проекта.

Повествуя о работе между Кайсери и Марашем, Фехертайи сообщает много фактов, относящихся к армянам. Мнение о судьбе армянских населенных пунктов сложилось у него уже во время пребывания в Кайсери.

“Южный квартал города очень поразил меня. Удивляясь, бродил я по улицам: разве в этом старом городе есть и такие красивые места? Среди просторных тенистых садов стояли изящные жилые дома. Но у большинства из них окна разбиты, крыши обвалены, а на месте дверей — темная пустота. Эти великолепные дома были пустыми, безлюдными. Я неуверенно вошел в один из них, поднялся по мастерски тесаной двукрылой ореховой лестнице на второй этаж и там обошел ряд комнат и залов, покрытых паутиной, пылью и грязью. Тесаные двери великолепных стенных шкафов были разрушены ударами топора, фрески на стене испачканы грязью, калом. Последняя комната, наверное, была спальней. В одной из ее стен, под резным карнизом деревянной обкладки потолка с кессонами, находилась маленькая ниша, а над ней — широкий, богато отделанный золотом крест, замазанный какой-то темно-красной жижей. Кровь… человеческая кровь…”.

Далее он пишет о том, каким был Кайсери во время армян и каким стал без них: “Звезда Кайсери закатилась… Раньше, когда лавки базара и улиц, находившихся вокруг него, были полны греческими и, главным образом, армянскими торговцами, город являлся одним из самых значительных, самых больших торговых центров всей Анатолии. Но после жестокой расправы жизнь прекратилась, движение замерло, и город остался в развалинах, страдая сонной болезнью”.

На пятый день поисков трассы инженер приехал в первый армянский город. “От Гюллюерена наша дорога шла через широкую безжизненную долину на юг. Весь день не было видно признаков жизни, хотя в середине долины и на берегу речки лежали широкие поля, покрытые бурьяном и сорняками. Когда-то, наверное, их обрабатывали прилежные руки: среди высокого бурьяна видны были кучи камней. Здесь собирали камни в высокие холмы, человек даже на каменистой почве хотел выращивать урожай.

В конце долины мы взобрались на пространное плато, где лежал центр города Томарзе, окруженного горами, покрытыми ослепительным снежным покровом. Мы дошли до первых домов и попали в узкую извилистую улицу; по обе ее стороны стояли массивные дома в несколько этажей. И какие дома! Некоторые из них — настоящие маленькие дворцы. Странно, что нигде не видно ни одной живой души. На месте дверей и окон зияют темные дыры, во всех домах глубокая тишина. Улицы оглашались только цоканьем копыт наших коней… Мы находились в безлюдном, опустевшем городе, как будто попали в заколдованное сказочное царство.

Вдруг справа появилась церковная башня. За ней показались ряды магазинов, темных, с закрытыми дверьми, пустыми окнами. Потом были другие районы города: дома разрушены до основания; сколько домов, столько же груд камней. Повсюду валялись бесчисленные заборные столбы, лестничные ступеньки, карнизы, ворота, украшения дождевых водосточных труб, имеющие форму львиных голов… Примитивный двухэтажный каменный дом на южном краю города был резиденцией нахие. Там было его бюро, казарма жандармерии, почтамт — одним словом, все. В этом же здании жили все те, кто считался должностным лицом в Томарзе. Кроме того, в городе было еще несколько жителей, семь семей. Они жили недалеко оттуда.

Накануне войны в Томарзе было четыре тысячи жителей. Он был известен как оживленный, людный городок с большим движением, даже, по мнению некоторых, перегнавший Кайсери. В нем жили земледельцы, ремесленники, торговцы — в первую очередь торговцы. Их связи простирались от маленьких будок базара не только до Кайсери, но и до Константинополя, наверное, даже до Лондона, Нью-Йорка, Батавии и Гонконга.

Все жители Томарзе были армяне! Что случилось с четырьмя тысячами армян? Ветер войны бесследно захлестнул их? Может быть, их убивали здесь, в собственных домах? А может быть, там, внизу, на какой-нибудь из стерней равнины, или наверху, в высоких горах? Кто теперь расскажет об этом? Те, кто мог, уже молчат.

Полный любопытства, бродил я по городу. Ведь с того времени здесь не бывал ни один чужеземец: гражданам иностранных государств запрещено находиться на территории внутренних районов страны, тем более в таких местах. Ведь эти франки (европейцы) такие странные: всегда лезут не в свое дело. Например, то, что в XX в. армянский вопрос разрешен таким “радикальным” образом, никого не касается, кроме турок и армян. А разве армяне жалуются? Правда, нет? Они молчат. Молчат, как могила…
Та буйная страсть, которая, не удовлетворившись истреблением армян, хотела весь город сравнять с землей, сделала свое дело лишь наполовину. Она угасла на полпути. Полгорода уцелело. Те дома, которые спаслись от разрушения, разграблены; все, что можно было в них уничтожить сразу, уничтожено. А остальное поручено времени и непогоде, которые из года в год медленно, но упорно выполняют порученную им работу. Черепица на крышах стала непрочной, обвалилась: дождь капает прямо в дома. Потолок протекает, ореховый настил на полу гниет, штукатурка, украшенная картинами, фресками, отваливается со стен…

На окраине города лежала глубокая долина. В северной части этой необычной долины лежали развалины огромного здания… Наверное, когда-то здесь стоял грандиозный дворец, который поднимался из долины над плоскогорьем на высоту пяти-шести этажей.
Рядом с наполовину обвалившимися флигелями мы нашли коридор с колоннами, который целиком сохранился. От него отходили маленькие кельи. За их проемами белели обломки камней и штукатурки, но высеченные над ними на стене кресты и армянские буквы, покрытые позолотой, полностью уцелели. Стены одного большого зала высотой во много этажей стояли еще прочно. Из-под обломков, густо покрывавших пол, виднелись обрывки бумаг и книжных переплетов. Развалины библиотеки… Мы ходили среди руин монастыря. Тогда я еще не знал, что здесь был разрушен один из самых известных армянских монастырей, где жили образованные монахи, среди которых было много известных художников и ученых”.

В Гексуне двое из инженеров взбунтовались против него из-за его убеждений. Фехертайи вернулся в Анкару доложить об этом. Бунтовщиков наказали, но сразу же реабилитировали, а Фехертайи снова отправили в экспедицию. На этот раз он отправился из Кайсери в Гекази по другому направлению и уже после шести километров наткнулся на местность, где некогда жили армяне.

“Дома, дома, и какие большие дома! Построенные из камня, они в большинстве своем трехэтажные. Несколько сотен зданий стоят там так тесно, что редко помещаются между ними сады. Дома эти такие же, как в армянском районе Кайсери или на опустелых улицах Томарзе: проходя по пустым улицам, я даже не удивляюсь, потому что уже сверху, со склона горы, заметил, что Тайлусун армянский город. Об этом можно узнать по его церковной башне. В настоящее время здесь живут лишь в двух домах, остальные остались без хозяев. Два старика переселились сюда из Кайсери. Мы попросили у них о ночлеге. Один из стариков открывает нам двери своего дома.

Кто здесь жил? Здесь около двадцати комнат, которые соединены мраморными порогами, широкими створчатыми дверями; выстланный мраморными плитами большой зал имеет форму греческого креста. В подвале находится конюшня для двадцати четырех лошадей и один винный погреб, такой большой, что даже конца его не видно. Вокруг сады, окруженные высокими каменными заборами. Деревья, кусты, цветы и бассейны для купания. За Голливудом звезды экрана строят себе такие замки.

Долина, в которой расположен Тайлусун, кончается в скалистом ущелье, где, пройдя несколько шагов, мы удивленно остановились. Что за отверстия справа и слева? Войдя в одно из них, мы попали в чудесный подземный город. В серой песчаниковой почве были прорублены подземные коридоры с гладкими стенами, с гладким потолком. В глубине находились длинные, необозримые лабиринты. После поворота мы попали в зал. Свет карманного фонаря не дошел до противоположной стены, хотя осмотреть ее стоило: к высокой стене примыкала кафедра. Лестница, зерцало, балдахин — все было высечено из песчаника и составляло одно целое со стеной. А дальше такая же кафедра, над ней большой рельефный узор.

Это была христианская церковь, церковь катакомбного города. Зачем ее построили? Зачем работали здесь армяне так прилежно — годами, может быть, десятилетиями? Зачем им был нужен этот подземный пещерный город? Кто может сейчас разгадать эту загадку?”.

От Гексуна они поехали в направлении Мараша по реке Текир: “Там, в окрестностях реки Текир в забытьи лежит таинственный мир, который больше никогда не воскреснет.
Поднявшись на вершину… Гезтепеси и глядя вокруг, нигде не видишь живой души или следов человеческого поселения… Когда-то люди жили здесь, в этих долинах. Они своими заботливыми руками построили тропинки, дороги, мосты, оросительные каналы, они под паром обрабатывали поля. Когда-то… Сегодня здесь, наверху, в диких живописных долинах Таулусуна безлюдно, жизнь ушла отсюда… Весь этот край словно глухое, опустевшее царство…

Карта здесь полна характерными турецкими названиями: Гяуркунар (Родник безбожных), Гяуртепеси (Гора безбожных), Эрменидере (Армянский овраг)… Уже только эти названия напоминают нам о тех, кто когда-то, даже не так уж давно, жил среди этих высоких гор… Я искал деревни. Ведь карта говорит о целом ряде деревень и маленьком городе Зейтуне, который был центром этого мира. Он был широко известным культурным центром южных армянских поселений. После того как были истреблены армяне, город сравняли с землей. От большинства деревень не осталось даже следов. Дома исчезли, как будто огромная метла смела их с лица земли. Исчезли сады… вернее, остались только их следы. Например, старое фруктовое дерево, которое пощадили топоры в суматохе, поросло вьюнком, и сейчас, наверное, приносит свои плоды. Правда, уже ни для кого, но, наверное, оно живет для того, чтобы когда-то указать место разрушенных деревень”.

На берегу Карагеза Фехертайи натолкнулся на покинутую угольную шахту, железную копь, забитую сорняком, разрушенный маленький металлургический завод, а в конце долины — на армянскую деревню.

“На высоте 60 метров над нами распростерлась огромная терраса. На краю террасы виднелись черневшие остатки какого-то большого здания, как будто чей-то гигантский перст указывал вниз, на нас. Узкая тропинка вела к ним. Когда-то здесь стоял Фирниз.

На краю плоскогорья, у подножья горы бил полноводный родник, его вода была холодная как лед. Когда-то под землей по трубам из обожженной глины студеная родниковая вода текла в жилые дома. Армяне построили себе водопровод. Но разрушение не пощадило даже его. Части оправы родника, построенной из бутового камня, лежали в виде обломков, разбитые глиняные трубы там и сям попадались на поверхности; вода во многих местах нашла себе дорогу вниз к долине.

Когда-то на плоскогорье стояло приблизительно сто жилых домов. Кроме стен высотой не более метра ничего не осталось, но даже и эти стены поросли бурьяном. Только черные остатки одного здания возвышались на краю террасы. Здесь стояла узкая фронтонная стена, построенная из массивных тесаных камней; на ее верхней части, в оконном проеме, среди остатков оконных створ пара ласточек устроила себе гнездо. Лишь это осталось от положенной церкви.

Внизу расширяющаяся часть долины состояла из террас. Вот там, в середине одного сада у трех ветхих саманок, покрытых камышом, как будто есть жизнь! Из-за саманки вышел один оборванец. Это был мохаджир, магометанин, переселенный по турецко-греческому договору. С ним приехали сюда еще две мохаджирские семьи, потому что бей Мараша уговорил их переселиться. Бей сказал им, что здесь есть все, что душе угодно, земли сколько хочешь! Правда, земля есть, но на ней с трудом растет только немного кукурузы и ячменя, потому что все засыхает во время жары. Две другие семьи выехали в конце первого же года. Он сказал, что тоже не будет долго терпеть.
— Не стоило мне, эфенди, переезжать сюда. Хорошо жил я там, но так было угодно Аллаху…

Мы находились в большой опустевшей, осиротевшей империи. Когда несколько лет тому назад турецкое государство продало территории истребленных армян с аукциона, один адвокат из Мараша всего за 1000 лир купил себе этот целый маленький мир, эту огромную территорию на берегах Текира”.

Таким увидел некогда цветущие армянские провинции Турции венгр Тибор Фехертайи. Подготовил Валерий ГАСПАРЯН, «Новое время»